— Зачем кланяться солнцу?

Друг пожал плечами. Я обошел безрунного стороной. Вот уж кто безумец! Надо же, молиться солнцу! Все ведь знают, что солнце — это пылающее сердце Маансуджа, которого убил Скирир, чтобы спасти мир от пожирания. Всего лишь сердце твари! Разве оно может любить или что там он кричал?

Я все выискивал людей необычного цвета, обещанных Альриком, но ни синих, ни зеленых в округе не было. Один раз приметил пацаненка-раба, смуглого и черноволосого, он мчался по своим делам. Я схватил его за шкирку, поднял в воздух и окликнул хёвдинга:

— Беззащитный, это и есть черный человек? У него черная голова и глаза.

Мальчишка заверещал на непонятном языке, я только и разобрал «господина».

— Отпусти раба, — выдохнул Альрик. — Бывают и почернее этого.

Я разжал хватку, трэль шлепнулся в грязь, кувыркнулся, вскочил на ноги, поклонился и побежал дальше.

— Но он и верещал не по нашему!

Хвит обернулся ко мне с улыбкой:

— По нашему он говорил. Назвал тебя добрым господином, попросил отпустить, а то злой господин выпорет его.

— Если так, почему я его не понял?

— Потому что он говорит, будто горячей кашей рот набил.

Мы остановились возле ворот просторного подворья, где стояло несколько небольших зданий и одно огромное, не меньше Сёльвхуса. Альрик представился привратнику, молодому хускарлу, и тот отвел нас к одному из домов.

— Конунг выделил вам двух рабынь, — сказал хускарл. — Они займутся домашними делами. Снедь также от конунга.

— А дрова? — спросил я.

— И дрова.

— Вот сразу бы так.

— Конунг Рагнвальд призовет вас, когда придет время. Если что понадобится, обращайтесь к Толстухе. Она смотрит за гостями.

Хускарл чуть наклонил голову и ушел.

— А дрова? — прошипел Альрик. — А дрова? Кай, после четвертой руны ты либо поглупел, либо излишне охрабрел. Здесь тебе не Сторбаш. В столице нужно вести себя тихо и осторожно, а не вытворять глупости на забаву толпе. Особенно когда прибыл на тяжбу.

— Да что такого? — разозлился я. — Там плыть-то всего ничего. Любой рунный легко проплывет туда и обратно. Почему сразу безумец?

— Потому что, — хёвдинг схватил меня за ворот плаща и подтащил к себе, — переплыть может любой. Да вот только не любой рунный полезет в ледяную воду из-за скуки, точно дурак потешный. Что будут думать в Хандельсби об ульверах? Что это достойные воины? Или что это карлы, шутки ради бултыхающиеся во фьорде?

— Зато нас теперь хотя бы знают и уважают! — я вырвался из хватки. — Ты же видел, как нас угощали. Даже баб привели.

Беззащитный смерил меня ледяным взглядом, от которого сжался мочевой пузырь. В последний раз я так себя чувствовал рядом с отцом после того, как не получил благодать.

— Вот тебе урок, Альрик. Никогда не бери в хирд детей! — процедил он.

От такого оскорбления кровь бросилась в лицо.

— Я давно не ребенок!

Но Альрик не слушал. Он открыл дверь в дом, глянул внутрь, бросил Арне:

— Ты за старшего.

И ушел.

Сразу же мне прилетели три затрещины. От Тулле, Арне и Энока Ослепителя. А Хвит протянул:

— Давно так хёвдинг не злился. Ты бы, Кай, помолчал.

— Как ставки делать, так все горазды, — огрызнулся я. — А как по ушам получать, так сразу Кай? Я свободный человек! Хочу — гуляю, хочу — в море плаваю. И сидеть взаперти больше не буду!

Живот был набит мясом, в голове еще немного туманилось после утренней попойки, а в сердце кипела злость. На Альрика, на ульверов и на ту женщину, что кинула мне монету. Если бы не ее презрительный взгляд, я бы в ледяную воду не нырнул. Это она виновата! Что, руной не вышел? Или одежка бедноватой показалась? Я должен найти ее и вернуть золото. Швырнуть ей в лицо!

Так что я развернулся и покинул подворье, не обращая внимания на крики хирдманов. Лишь через несколько домов я заметил, что Тулле преспокойно следует за мной, улыбается, кивает симпатичным девушкам. Мне захотелось обругать его. Чтобы он тоже разозлился и перестал прикидываться таким взрослым, умным. Правильным!

Везде эти твариные правила. Надо поступать правильно! Надо слушать отца. Надо держать слово. Надо вызывать на бой честно и открыто. Подчиняться хёвдингу. А что в итоге? Кем бы я был, если бы поступал так, как от меня ждали? Сидел бы в разоренной рыбацкой деревеньке и пускал сопли над пепелищем? Хотя, скорее всего, жрали бы меня жуки и вороны. Ярл Сигарр поступал правильно и где он? Погребен в земле. А ярл Хрейн пирует в домах своих бондов. Ящерица поступил правильно, и теперь ходит с уродским лицом, пугает детей и женщин. А сделал бы по-моему, мог бы сейчас жить в чужих землях, зато красавцем и силачом.

Мне не нравился ярл Скирре Пивохлеб только потому, что он хотел меня убить. Но я понимал его. Сделать сильнее своих людей за счет чужих? Это прекрасная идея. Убить мальчишку, который защищаясь зарезал сына? Вот это правильно. Наслать Торкеля Мачту? Я и сам не прочь послать к Скирре кого-нибудь, только вот некого.

У Альрика свои планы в Хандельсби. Ему нужны честные и правильные люди для свидетельства на суде. Но идея сакравора была мне ближе. Найти Хрейна! Убить всех, кто его защищает. Вспороть ему брюхо и любоваться, как он собирает кишки в грязи! Терять сакравору нечего. Он уже не человек.

Жаль, что конунг Рагнвальд Беспечный столь миролюбив. После давней войны за власть он больше ни разу не затевал крупных свар, решал все мирно. Как тут стать сильнее? Неудивительно, что все хельты и сторхельты в нашей стране — старики. Парням вроде меня не дают шанса. К тварям нас не пускают, мол, последний удар должен нанести кто-то посильнее да поименитее. Людей просто так убивать нельзя, иначе суд! Строго в обговоренных рамках и с высочайшего позволения. Что нам остается? Резать овец и волков? Дальше пятой руны на них не поднимешься.

Правила! Я почти жалел, что убил Торкеля. Надо было сохранить ему жизнь, дать возможность набрать новый хирд и убить их всех. Может, ярл Скирре догадается отправить за мной еще кого-то?

Я шел прямо, никуда не сворачивая, и уперся в берег фьорда. Темные воды мягко облизывали прибрежные камни. Дети швыряли гальку, кто дальше. По-прежнему, лодочники ждали тех, кому лень пройти несколько шагов. Сзади по дороге прогнали стадо овец.

Тулле приблизился.

— Успокоился? Вернемся?

— Иди в бездну! — рявкнул я, тут же взбеленившись. А ведь вроде бы только все улеглось.

Друг лишь хмыкнул